Глава первая - Дом на Благовещенской, продолжение

Весной 1861 года в уездном училище состоялся выпуск в присутствии заместителя губернатора Родикова. Седовласый старик, похожий на поэта Державина, после вручения ему акварели с букетом цветов расчувствовался и сказал ее автору: «Ты будешь художником». Но учиться профессии не представлялось возможности. В1859 году в Сухом Бузиме умер Иван Васильевич Суриков. Безутешная в горе Прасковья Федоровна одна воспитывала младшего сына Александра, она изыскивала скромные средства, сдавая жильцам комнаты в доме, подрабатывая рукоделием и шитьем.

20 июня 1864 года в газете «Енисейские губернские ведомости» была напечатана заметка о старшем сыне, по сути - его первая биографическая справка: «Сын канцелярского служителя Василий Суриков, согласно прошению его, принят на службу в штат Енисейского Общего Губернского Правления с причислением его к разряду канцелярских служителей». Сын унаследовал дело отца, хотя про себя, наверное, произносил ироническую фразу: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». О том, что монотонная конторская работа казалась ему тошной, убедился красноярский губернатор Замятнин, когда, развернув поданную ему столоначальником бумагу, узрел на ней назойливую муху и недовольно махнул рукой. Несмотря на угрожающий жест, насекомое продолжало безмятежно восседать, дабы важный начальник удостоверился, что перед ним искусный рисунок. Его создателя вызвали к начальству и вместо выговора дали поручение вести уроки рисования с дочерью Павла Николаевича Замятнина. С интересом расспрашивал губернатор домашнего учителя о его рисунках, выполненных под руководством Гребнева. В принесенной папке он выделил копию с картины Т.А.Неффа «Ангел с кадилом и свечой», подтененную тушью акварель «Благовещенье», написанную по мотивам картины В.Л.Боровиковского. С присущей ему основательностью Замятнин составил опись, в которую вошли «Голова Спасителя», «Тройка», «Ямщик», «Хоровод», «Голова мальчика», «Старик», «Девушка, стерегущая ребенка», «Пляшущие русские», «Мальчик с луком», «Курганы в Минусинском округе». В результате в декабре 1867 года из Красноярска в Петербург ушло письмо в Академию художеств с приложенными графическими листами, где содержалась просьба зачислить в ее ученики Василия Сурикова.
Ответ пришел за подписью вице-президента князя Григория Григорьевича Гагарина. Суриков переписал его и послал казацкому есаулу Василию Матвеевичу, двоюродному брату отца и художнику-любителю. В обращении к «милостивому государю» Павлу Николаевичу Замятнину значилось, что 11 февраля 1868 года совет Академии в присутствии специалистов по всем родам искусства нашел, что «упомянутый» молодой человек заслуживает по его работам «быть помещенным в Академию». За обнадеживающей частью письма следовало огорчительное пояснение: все учащиеся содержались в академических стенах за свой счет, к тому же Сурикову нужны были средства на дальнюю поездку в Петербург. Денег для племянника у «милого дяди» - Василия Матвеевича Сурикова в наличии не оказалось. Прасковья Федоровна, расчувствовавшись, достала из заветного узелка тридцать рублей. Сын собирался отправиться в столицу с купеческими обозами, помогая возчикам запрягать и караулить лошадей.

Неутомимый в желании меценатствовать Замятнин повернул неоконченное дело на другой лад. Он собрал званый обед для влиятельных красноярцев с намерением провести под разгоряченные тосты подписку на нужды своего подопечного. Когда Павел Николаевич пустил шапку по кругу, его остановил городской голова Петр Иванович Кузнецов, обещавший оплатить должные расходы без участия каких-либо компаньонов. Владелец золотых приисков в Минусинском и Енисейском уездах, он не привык делиться долей полученных трудом и сметливостью сокровищ. И в молодом сибиряке он тоже разглядел золотую искру пробуждавшегося дарования. Кареглазый, темнобровый, с шевелюрой непокорных густых волос, в мешковато сидевшем костюме, купленном «на вырост», будущий академик не без робости переступил порог самого богатого в губернии дома, поражавшего гостей зимним садом, коллекцией фарфора и европейской живописи. Ее жемчужиной хозяин считал портрет отца - купца 1-й гильдии Ивана Кузнецова кисти Карла Брюллова. Знакомый с журнальными репродукциями знаменитого мастера, Суриков в первый раз увидел его подлинник. На вопрос владельца, понравилось ли ему полотно, заключенное в дорогую резную раму, он сказал, что предпочитает картины, «которые не гладкие». Речь шла о распространенной в первой половине XIX века технике лессировки, которая показалась ему однообразной. В ответственный момент, когда надобно было польстить отменному вкусу благодетеля, начинающий художник держался упрямо и самостийно. Эта черта характера окончательно расположила Кузнецова, и он утвердился в решении помогать земляку.
В декабре 1868 года Василий Суриков обнял мать. Прасковья Федоровна перекрестила его: «Ступай, я тебе не запрещаю». Она долго стояла у благовещенских ворот, пока в вечерней мгле не скрылась повозка, запряженная тройкой лошадей. Ей слышался звон колокольчика, отдалявшийся ласковый голос: «Вы, мамаша, не заботьтесь сильно обо мне, я теперь так счастлив, что лучше желать нечего».