1913 году писателю Максимилиану Александровичу Волошину предложили написать монографию о художнике Сурикове. Писатель охотно согласился, но прежде чем писать монографию, хотел познакомиться с художником.
И вот он у Сурикова. Перед ним стоял человек «среднего роста, крепкий, сильный, широкоплечий, моложавый, несмотря на то, что ему было уже под семьдесят... В наружности, простой, народной, но не крестьянской, чувствовалась закалка крепкая, крутая: скован он был по-северному, по-казацки».
Когда писатель спросил, не согласится ли художник рассказать ему о себе, он ответил: «Мне самому всегда хотелось знать о художниках то, что вы хотите обо мне написать, и не находил таких книг; я вам все о себе расскажу по порядку. Сам ведь я записывать не умею. Думал, так моя жизнь и пропадет вместе со мною. А тут все-таки кое-что и останется».
Писатель стал приходить к Сурикову; художник рассказывал о себе, о своих картинах, а он тут же делал заметки. Вернувшись домой, он старался точно восстановить не только смысл рассказов Сурикова, но и ритм речи, манеру говорить, подлинные слова художника. Монография о Сурикове не была напечатана, но, читая теперь его записи, мы как бы видим Сурикова, слышим его голос.
Кроме этих записей писателя, напечатаны и воспоминания людей, знавших Сурикова, издано много статей, книг о нем. Напечатаны и письма Сурикова; их очень немного - он не любил писать. В письмах своих Суриков говорит скупо, но зримо, будто картину рисует. Письма художника, записи писателя, книги, ему посвященные, помогли мне написать рассказ о художнике Сурикове.
1
Родился Василий Иванович Суриков 12 января 1848 года в Сибири, городе Красноярске. В то время это был небольшой город: несколько улиц, застроенных деревянными домами, главная Воскресенская улица с каменными домами губернатора, чиновников, купцов. В центре города - площадь с большим белым собором, эшафот для казней и публичных наказаний, острог, а недалеко от него - уездное и приходское училища. Вокруг площади казенные здания.
Стоит Красноярск на высоком берегу многоводной реки Енисей. К югу от города - дремучая стена тайги, к северу - невысокие холмы розово-красной глины, за ними - степь немереная, на востоке горы, а что за горами - никто в городке не знал.
Дом Суриковых, в два невысоких этажа, с крытым крыльцом, был выкрашен в серую краску, на окнах ставни; в первом этаже жила семья Суриковых, а второй обычно сдавался жильцам. Внизу комнаты были большие, низкие печи старинной, крепкой кладки. Стены выбелены. На окнах, на полу цветы в горшках; по стенам стулья, низкие сундучки, покрытые цветастыми коврами. Просторно. Чисто.
Во дворе баня. Недалеко от бани - амбар, конюшня. За амбаром огород, несколько деревьев, весной цветет черемуха. В старину, говорят, за этим амбаром стоял казачий пикет - небольшой сторожевой отряд.
Деды и прадеды Сурикова были казаками, «воевали Сибирь» вместе с Ермаком, участвовали в красноярском бунте против воевод. «Род наш казачий, очень древний... Со всех сторон я природный казак»,- с гордостью всегда говорил Суриков.
В подполье дома хранились старые казацкие мундиры, оружие, казацкие шапки, а в деревянных сундуках матери- расшитые цветастыми узорами платья, бархатные шубки с меховым оторочьем, телогрейки... И когда все это выносилось во двор, проветривалось, сушилось, маленький Вася оторваться не мог от этих сокровищ.
В семье любили вспоминать о славных предках-казаках. Рассказывали о двоюродном деде - атамане Сурикове. Был он силы непомерной. Как-то в бурю оторвался от берега казачий плот, атаман бросился в реку, схватил бечеву и, как в былине богатырь, вытащил плот на берег. В честь его один из островов на Енисее так и называется - Атаманский.
Отец Сурикова в молодости служил в казацком конном полку, как и все Суриковы. Мать тоже была из казацкого рода Торгошиных. Торгошины жили по другую сторону Енисея.
Семья была большая, неделеная, богатая. Дом не такой, как у Суриковых, а старинный: с резными узорчатыми крылечками, с крытыми переходами, со слюдяными окошками. Двор тесаными бревнами мощен. У Торгошиных и «самый воздух казался старинным,- рассказывал Суриков.- И иконы старые и костюмы. И сестры мои двоюродные - девушки совсем такие, как в былинах поется про двенадцать сестер.
В девушках была красота особенная: древняя русская. Сами крепкие, сильные. Волосы чудные. Всё здоровьем дышало. Трое их было... Рукоделием они занимались: гарусом на пяльцах вышивали. Песни старинные пели тонкими певучими голосами».
Мать с детьми ездила к родным в гости через Енисей - летом на лодке, зимой в санях. «Сани высокие. Мать не позволяла выглядывать. А все-таки через край посмотришь: глыбы ледяные столбами кругом стоймя стоят... Енисей на себе сильно лед ломает, друг на друга их громоздит. Пока по льду едешь, то сани так с бугра на бугор и кидает... А станут ровно идти, значит, на берег выехали».
Васе Сурикову шел шестой год, когда отца перевели на службу в село Сухой Бузим, за шестьдесят верст от Красноярска - день езды на лошадях. Бузим - село большое. Дома огорожены заборами. Ворота прочные, на ночь запирались, чтобы, не дай бог, не забрался какой лихой человек.
Таких лихих людей немало пряталось в тайге. Они нападали на обозы с хлебом, пушниной, рыбой, которые шли в Россию, в Москву. Случалось, делали набеги и на жителей. «Я помню, еще совсем маленьким был, спать мы легли,- рассказывал Суриков.- Вся семья в одной постели спала. Я у отца всегда «на руке» спал... Утром мать просыпается: «Что это,- говорит,- по ногам дует?» Смотрим, а дверь разломана.
Грабители, значит, через нашу комнату прошли. Ведь если б кто из нас проснулся, так они бы всех нас убили».
|