Глава из книги Надежды Шер. Василий Иванович Суриков

» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннадцатая » Двенадцатая » Тринадцатая » Четырнадцатая » Пятнадцатая » Шестнадцатая » Семнадцатая » Восемнадцатая » Девятнадцатая

Александра Павловна Боткина, дочь Третьякова, много лет спустя рассказывала, что, когда Суриков работал над картиной «Меншиков в Березове», она часто бывала у Суриковых, хорошо помнит его жену и всегда вспоминает ее «своеобразную красоту и обаяние», бледность и глубину ее темных глаз, когда смотрит на больную дочь Меншикова. А вот младшую дочь Меншикова, по словам самого Сурикова, он писал «с одной барышни». Эту «барышню» встретил он где-то на улице, и так походила она на дочь Меншикова, которую создал он в своем воображении, что у него дух захватило. Он бросился за ней. Девушка добежала до своей квартиры. Захлопнула дверь. Суриков стучит. На стук выходит мужчина.
- Что вам надо?
- Мне нужна та девушка, что вошла сейчас в дом.
- Для чего? Как вы смеете?
- А вот, чтобы ее написать, - это необходимо.
- Кто вы?
- Я Суриков, художник; девушка необходима для картины, и ее другая заменить не может.
Хозяин начинает что-то соображать - очевидно, он знает художника Сурикова. Приглашает его войти, расспрашивает, угощает чаем, и в конце концов «необходимая для картины девушка» позирует художнику. А для сына Меншикова, кроме акварельного наброска с его портрета. Суриков сделал карандашный рисунок молодого Шмаровина - сына коллекционера живописи Шмаровина, у которого по средам собирались художники, музыканты, певцы, писатели. Так же упорно «искал» Суриков избу, где жил Меншиков с семьей, одежду, каждую вещь в избе. Все это найденное на московских улицах, в какой-нибудь исторической книге, в Оружейной палате, в музее, преображенное гением художника, нашло свое место в картине. Но достаточно, например, посмотреть портрет учителя математики в отставке, которого Суриков встретил на московском бульваре (он находится в Третьяковской галерее), и суриковского Меншикова, чтобы ясно стало, какой сложный путь прошел художник от найденной натуры и до завершенного на картине портрета.
Суриков показал Меншикова в первые месяцы ссылки.
...Низкая бревенчатая изба. Слюдяное заиндевелое оконце. Скупо пробивается свет. В углу иконы, зажженные лампады. Меншиков сидит у стола. Огромный, небритый, со спутанными волосами, в овчинном тулупе и с драгоценным перстнем на сжатой в кулак руке, он погружен в глубокую думу. Быть может, гнетет его сознание собственного бессилия, невозможность действовать, в то время как враги его предают дело Петра, губят Россию. Воспоминания о прошлом, жгучая ненависть к врагам, отчаяние отца, загубившего будущее своих детей, - все это тяжелым камнем лежит на сердце. На веки вечные он в этой избе, а у избы охрана следит за каждым его шагом. Прижавшись к нему, в темной бархатной шубке с меховой оторочкой, сидит старшая любимая дочь - «порушенная» невеста царя. Это он, честолюбивый отец, разлучил ее с женихом, которого она любила, и заставил стать невестой малолетнего царя. Рядом сын; младшая дочь читает книгу... Жена умерла в дороге. И во всем виноват он, еще так недавно всесильный Меншиков. Теперь каждый может оскорбить его, унизить. Но когда однажды один из сосланных им в Березов узников увидел его с детьми и бросил в детей грязью, Меншиков спокойно и с достоинством сказал: «В меня бросай, я мог быть перед тобою виноват, а не дети».

Работал Суриков над картиной около двух лет. В 1883 году на одиннадцатой передвижной выставке ее увидели зрители. С первого и до последнего дня выставки перед картиной постоянно толпился народ. Спорили, восторгались, недоумевали, снова восторгались...
Михаил Васильевич Нестеров, тогда еще молодой начинающий художник, для которого эта картина Сурикова стала навсегда самой любимой из его картин, рассказывает: «Появление ее когда-то вызвало большое разногласие как среди художников, так и среди общества. Умный, благородный, справедливый, равно требовательный к себе и другим, Крамской, увидав «Меншикова», как бы растерялся, встретив, спускаясь с лестницы, идущего на выставку Сурикова, остановил его, сказал, что «Меншикова» видел, что картина ему непонятна - или она гениальна, или он с ней еще недостаточно освоился. Она его и восхищает и оскорбляет своей... безграмотностью - «ведь если ваш Меншиков встанет, то он пробьет головой потолок...» Но после суриковского Меншикова трудно себе представить другого Меншикова. Только таким мог он быть, и только таким видел его художник.
А живопись «Меншикова» навсегда останется непревзойденной. Молодые художники того времени «с великим увлечением говорили о ней, восхищались ее дивным тоном, самоцветными, звучными, как драгоценный металл, красками», - писал художник Нестеров. И теперь как часто наши советские художники приходят в Третьяковку, чтобы посмотреть еще и еще раз «Меншикова в Березове». «Когда я стою перед картиной «Меншиков в Березове», - а я могу стоять перед ней бесконечно, открывая все новые и новые красоты ее живописи, - говорил народный художник СССР Борис Владимирович Иогансон, - у меня является мысль: кому равен Суриков по силе колористического звучания? Приходят в голову два великих имени - Тициан и Рембрандт. Это та же кованая лепка форм, та же изумительная симфония красок». Картину «Меншиков в Березове» купил П.М.Третьяков, и Суриков снова свободен, ни от кого не зависит и может начинать «свое», новую картину, как начинал «Стрельцов» после работы в храме Спасителя. С тех пор как он сдал работу по храму, он, кажется, никогда не брал ни одного заказа. Жил всегда очень скромно, в дешевеньких квартирах, в недорогих номерах. Жена была верной и нетребовательной подругой, дочери воспитывались просто. Знакомые иногда подшучивали над его скупостью, но это была «хорошая» скупость. Каждый раз, получая деньги за картину, он хотел прожить на них как можно дольше, пока не будет окончена следующая картина. И деньги нужны были ему для дорогого дела.