В Бузиме мальчику жилось хорошо, вольно. Целые дни пропадал он со своими сверстниками то в тайге за ягодами и грибами, то в лугах, где паслись казачьи табуны, то на реке... Рос он крепким, храбрым, предприимчивым казачонком. Каких только не случалось с ним приключений! «Верхом я ездил с семи лет. Пара у нас лошадок была: соловый и рыжий конь. Кони там степные - с большими головами - тарапаны.
Помню, мне раз кушак новый подарили и шубку. Отъехал я, а конь все назад заворачивает: я его изо всех сил тяну... Конь поскользнулся и вместе со мной упал. Я прямо в воду. Мокрая вся, шуба-то новая.
Стыдно было домой возвращаться. Я к казакам пошел: там меня обсушили. А то раз я на лошади через забор скакал, конь копытом забор и задень. Я через голову и прямо на ноги стал, к нему лицом. Вот он удивился, думаю... А то еще... с мальчиками со скирды катались да на свинью попали. Она гналась за нами. Одного мальчишку хватила. А я успел через поскотину перелезть.
Бык тоже гнался за мной: я от него опять же за поскотину; да с яра, да прямо в реку - в Тубу. Собака на меня цепная бросилась: с цепи вдруг сорвалась. Но сама, что ли, удивилась: остановилась и хвостом вдруг завиляла...»
Такая вольная жизнь продолжалась два года. В 1856 году - Васе было уже восемь лет - мать увезла его в Красноярск, устроила на житье к тетке и отдала в старшее отделение приходского училища. Очень скоро обнаружилось, что он ничего не знает, и его перевели в младшее отделение. Приходское училище, новые товарищи, которые смеялись над тем, что он из старшего отделения попал в младшее,- все это не нравилось Васе. Через несколько дней мать собралась уезжать.
Васе захотелось домой, и, вместо того чтобы идти в училище, пошел он по дороге в Бузим. Вышел в поле, прошел верст девять. А вдруг погоня? Припал к земле, стал слушать: может быть, за ним гонятся? Видит, вдали пыль, и, похоже, соловый и рыжий пылят. Он скорей с дороги в поле свернул, а лошади уже близко.
- Стой, стой! Да, никак, это наш Вася? Ты куда? - кричит мать.
И отвезла беглеца назад в училище.
Десяти лет Вася Суриков окончил приходское училище и поступил в первый класс уездного училища. Учился он исправно, из класса в класс переходил с наградами. Но больше всех предметов, которые преподавались в училище, любил рисование. Рисование преподавал художник Николай Васильевич Гребнев.
Он учился в Московском училище живописи и ваяния, в Петербурге, в Эрмитаже изучал полотна старых мастеров, писал картины, но так сложилась его жизнь, что пришлось ему быть учителем рисования и чистописания в Красноярске.
С первых же уроков он приметил Васю Сурикова, который, не в пример другим ученикам, рисовал очень хорошо и старательно. «Рисовать я с самого детства начал, - рассказывал Суриков. - ...Главное, я красоту любил. Во всем красоту. В лица с детства еще вглядывался: как глаза расставлены, как черты лица составляются... В детстве я все лошадок рисовал, как все мальчики. Только ноги у меня не выходили.
А у нас в Бузиме был работник Семен, простой мужик. Он меня научил ноги рисовать. Он их начал мне по суставам рисовать. Вижу, гнутся у его коней ноги. А у меня никак не выходило...».
Гребнев угадал талант Сурикова, привязался к мальчику, часто приносил в класс гравюры с картин старых мастеров, рисунки Рафаэля, Тициана и заставлял Сурикова копировать их. Суриков позднее вспоминал, как плакал над своими рисунками, как долго они ему не удавались. Старшая сестра Катя все утешала: ничего, выйдет! Он еще и еще раз начинал, и рисунок получался. «Дивные рисунки были... Так тонко сделаны».
Совсем еще мальчик - ему было лет одиннадцать-двенадцать,- он постепенно приучался и в окружающей жизни и в природе находить красоту, приучался на все смотреть глазами художника. По воскресеньям Гребнев часто уходил со своим учеником за город рисовать с натуры, говорил ему об особенностях живописи на открытом воздухе.
С интересом слушал Вася рассказы Гребнева о Петербургской академии художеств, о Москве, о знаменитых художниках и их картинах. В Бузиме почти в каждом доме висели народные лубочные картинки, и маленький Вася любил их разглядывать, а в Красноярске видел и масляные картины. Особенно запомнилась одна: умирающий рыцарь и дама ему платком закрывает рану. Но все это было не то, о чем рассказывал Гребнев.
Может быть, и он будет когда-нибудь в Петербурге учиться в академии? Гребнев уверял, что будет, что как только он подрастет, ему непременно следует ехать в Петербург учиться живописи. «Будет трудно,- говорил Гребнев. - Но разве трудности когда-нибудь останавливали истинного художника?» Об этом же говорили иногда и братья отца - Марк Васильевич и Иван Васильевич.
Оба были люди образованные, выписывали из столицы книги, журналы и даже такой передовой журнал, как «Современник». Дядя Марк Васильевич, когда еще Вася был маленький, читал ему вслух «Юрия Милославского», научил любить Пушкина, Лермонтова. О Лермонтове рассказывал и дядя Иван Васильевич после своей поездки на Кавказ.
Васе шел двенадцатый год, когда из Бузима пришло известие о смерти отца. Последние годы он мало видел отца - только на каникулах и летом, - но с отцом всегда связывалось все самое необычайное и интересное. Вот он с ним на охоте, с трудом несет кремневое ружье, вот отец подсаживает его, маленького, в седло и смеется, смотрит, как он храбрится: а вот двор в Бузиме, отец играет на гитаре и поет казацкие песни...
Вскоре после смерти отца мать с сестрой Катей и маленьким Сашей, который родился в Бузиме, вернулась в Красноярск и поселилась в своем доме внизу, а верхний этаж сдала жильцам. Вася стал жить дома.
|