Глава из книги Надежды Шер. Василий Иванович Суриков

» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая » Седьмая » Восьмая » Девятая » Десятая » Одиннадцатая » Двенадцатая » Тринадцатая » Четырнадцатая » Пятнадцатая » Шестнадцатая » Семнадцатая » Восемнадцатая » Девятнадцатая

Однажды у картины стояла группа учащихся - студенты, курсистки. Кто-то тихо спросил: о чем он думает? И кто-то тихонько ответил любимой песней:

Если есть на Руси хоть один человек,
Кто с корыстью житейской не знался,
Кто свободу, как мать дорогую, любил
И во имя ее подвизался,
Пусть тот смело идет, на утес тот взойдет,
Чутким ухом к вершине приляжет,
И утес-великан все, что думал Степан,
Все тому смельчаку перескажет...

Изредка на выставку приходил Суриков. Он только еще подымается по лестнице, а весть о том, что на выставке Суриков, уже облетает все залы. Зрители подолгу стоят у картины, чтобы посмотреть на художника, задают вопросы. Позднее Суриков, смеясь и возмущаясь, вспоминал: «Когда у меня «Стенька» был выставлен, публика справлялась: «Где же княжна?» А я говорю: «Вон круги-то по воде - только что бросил»: А круги-то от весел. Ведь публика так смотрит: раз Иван Грозный, то сына убивает, раз Стенька Разин, то с княжной персидской». Выставка закрылась, а картина «Степан Разин» не была продана. Суриков не без горечи писал брату: «Картина находится во владении ее автора Василия Ивановича и, должно быть, перейдет в собственность его дальнейшего потомства. Времена полного повсюду безденежья, и этим всё разрешается. Писали в петербургских газетах, что будто академия хотела ее приобрести, да откуда у ней деньги-то? Ну, да я не горюю - этого нужно было ожидать. А важно то, что я Степана написал! Это всё».
Но для Сурикова это было далеко не «все». Он был не из тех людей, которые отказываются от принятого решения, как бы трудно оно ни было. Художнику нужен был свой Разин, и еще несколько лет после выставки он ездил искал своего Разина. В конце 1909 года Суриков писал В.Н.Никольскому: «Относительно «Разина» скажу, что я над той же картиной работаю, усиливаю тип Разина. Я ездил в Сибирь, на родину, и там нашел осуществление мечты о нем». А вскоре после этого появился рисунок. Это был рисунок головы Разина, сделанный карандашом и тушью на листе бумаги, рисунок изумительной силы и правды, запоминающийся на всю жизнь. Рисунок находится сейчас в Ленинграде, в Государственном Русском музее, там же, где и картина «Степан Разин». В 1911 году в Риме открылась Международная выставка. Сурикова просили дать на эту выставку картину «Степан Разин». Он долго не соглашался, потом все-таки решил ее выставить. «Сдаюсь на вашу просьбу,- писал он, - и завтра разворачиваю картину «Степан Разин», чтобы осмотреть ее, так как она была свернута более года... Да чего ей лежать-то в Историческом музее! Пусть прокатится Степа по Европе». Когда «Степан» путешествовал по Европе, Сурикову было уже за шестьдесят лет. Как и в молодости, ненавидел он покой, застой мысли. Все тот же в нем размах и сила казацкая, все то же упорство в труде и большая взыскательность к себе. В прошлом семь огромных картин: «Утро стрелецкой казни», «Меншиков в Березове», «Боярыня Морозова», «Взятие снежного городка», «Покорение Сибири Ермаком», «Переход Суворова через Альпы», «Степан Разин».

Первая картина его начата в 1878 году, последняя выставлена в 1906 году. Двадцать восемь лет жизни! А сколько за эти годы нарисовано, написано портретов: портреты маленькой дочери, матери, портреты знакомых, карандашный портрет друга-гитариста, с которым так часто играли на двух гитарах... «Мальчиком еще, помню, в лица все вглядывался - думал: почему это так красиво?.. Женские лица русские я очень любил», - говорил Суриков. И мы видим: сибирская красавица, улыбающаяся, в узорном платке; смеющаяся девушка; задумчивая «горожанка Емельянова»; девочка в красном; боярышня... Это все русские женщины - сибирячки, москвички. Только Суриков, несравненный мастер, мог так по-своему, по-суриковски великолепно, их написать. Интересно при этом, что сам он никогда не считал себя портретистом.
Кроме портретов, какое еще бесконечное количество рисунков, набросков, этюдов, никак не связанных с большими картинами, было написано за эти же годы: степные курганы, виды Иртыша, Енисея, минусинские татары и татарки, виды Торгошина, Красноярска... Проходил год за годом, и по-прежнему каждый день жизни отдавал художник искусству - безраздельно, неистово. Новые замыслы волновали его. Думалось о разном: о картине из истории красноярского бунта, в котором принимали участие его предки казаки Суриковы; хотелось писать картину о Пугачеве; о людях смелых, сильных, «ярых» сердцем; о народе, творящем историю... Он набрасывает рисунки, делает этюды, эскизы, это все «заготовки», которые могут пригодиться для будущих картин.
По-прежнему он много ездит - Италия, Испания, Крым, Сибирь и, конечно, любимый Красноярск. Но Красноярск уже не тот. «Чернышев много интересных домов понастроил в Красноярске, так что вид у него стал другой теперь. Мало деревянных домов осталось. Есть один автомобиль - полкает по улицам», - писал он старшей дочери Все чаще думает он о том, чтобы навсегда переселиться в Красноярск; просит брата купить лесу для постройки галереи с верхним светом и даже выбирает во дворе место для постройки. Но переехать в Красноярск ему не пришлось. В декабре 1915 года он написал последнее письмо брату: «Вот уже два месяца лежу в постели. Доктора ходят и нашли расширение аорты... Уже было кровохаркание, прошло, да опять вернулось. Все от сердца...»
6 марта 1916 года сердце Василия Ивановича Сурикова перестало биться.