на главную         
Василий Суриков
Суриков Биография Картины Эскизы   Рисунки Хроно   Музеи М.Нестеров Гостевая
Статья Бенуа  Рогинская  Пикулева  Маковский  Островский  Н.Шер  Г.Чурак Ф.Волынский  Арт-сайты
Воспоминания  Волошин  Глаголь  Минченков  А.И.Суриков  Тепин  Репин Кончаловская  Ченцова

Галина Пикулева. Творчество Василия Сурикова

  
» Живая память потомков
» Дом на Благовещенской
2 - 3
» Дорога в Академию
2 - 3 - 4 - 5
» «Вселенские сборы»
2 - 3
» «Утро стрелецкой казни»
2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7
» «Меншиков в Березове»
2 - 3 - 4
» Поездки в Европу - 2
3 - 4
» «Боярыня Морозова»
2 - 3 - 4 - 5 - 6
» «Затмение» в судьбе
2 - 3 - 4 - 5
» «Покорение Сибири...»
2 - 3
» «Переход Суворова...»
2 - 3 - 4
» Рубежи века - 2 - 3 - 4
5 - 6
» Человек - мера всех картин
2 - 3 - 4
Суриков   

Глава восьмая - «Затмение» в судьбе художника

В мае 1887 года Суриков передал Павлу Михайловичу Третьякову деловую расписку: «В уплату из пятнадцати тысяч рублей за "Боярыню Морозову" пять тысяч рублей получил». Картина заняла достойное место в московской галерее, а ее автор задумался над еще одной поездкой. Он непременно хотел исполнить обещание, которое звучало в каждом письме в Красноярск, - повидать мать, откровенно переговорить с братом. В начале июня Василий Иванович отказался от квартиры в доме Збука и погрузил в пролетку багаж для длительного переезда в Сибирь. Вслед за конным ходом по Москве семья Суриковых заняла вагонное купе, затем пустилась в пароходное плавание по Каме и Иртышу, сменившееся колесами тарантаса на дороге от Томска до Красноярска. Наконец, в голубом мареве появилась стрельчатая белая колокольня и каменные дома, тянувшиеся вдоль берега Енисея. У Василия Ивановича, выпрямившегося в рост, перехватило дыхание. Повозка, подпрыгивавшая на неровной мостовой, подкатила к воротам двора на Благовещенской улице. С крутых ступеней крыльца навстречу к сыну поспешила Прасковья Федоровна и заключила его в объятья. Разжав руки, она обернулась к женщине в одежде столичного покроя и двум смущенным девочкам. Невестке и внучкам она гостеприимно улыбнулась, хотя и не скрывала ревности к отобранному у нее жизнью сыну. Возникшую неловкость смягчило появление Александра Ивановича Сурикова, полюбившего своих племянниц сразу и навсегда. Он взял отпуск в канцелярии и проводил все время с маленькими и большими родственниками.

Брат художника помнил его недолгое пребывание в Красноярске во время учебы в Академии, тогда Василия Ивановича увез на прииски Петр Иванович Кузнецов. Теперь они появлялись вместе в городском саду, ездили по соседним деревням, побывали в Торгашино и Базаихе. Супруга Сурикова с ее душевным тактом сумела найти ключ к характеру матери мужа. Александр Иванович вспоминал: «Жена брата, Елизавета Августовна, была религиозная женщина, в праздничные дни она с детьми всегда ходила к обедне, а в будничные помогала маме на кухне стряпать, сама обшивала своих детей и даже сшила маме великолепное платье из привезенной из Москвы черной материи». В этом шелковом платье, покрытом в тон шалью, Василий Иванович написал на холсте поясной портрет Прасковьи Федоровны, не утратившей несмотря на преклонные годы внешность знатной казачки из рода Торгошиных. Хотя современный наряд молодил мать, сын просил ее достать из наследного сундука женские одежды прежних лет, внимательно разглядывал каждую вещь, приговаривая: «Нам роскоши не надо, но нужно сохранить, пока мы живы, всю старину в доме, мы ее любим, ценим и дорожим». В домашнюю иконографию Суриков включил портрет брата. Александр Иванович не блистал, подобно старшему, способностями, он служил на скромных должностях столоначальника, секретаря, архивариуса в губернском суде, к тому же у него не задалась личная жизнь и до конца его дней не сложилась семья. Его душевность, унаследованная от отца Ивана Васильевича Сурикова, притягивала Василия Ивановича, он обращался к брату в самых сложных обстоятельствах. Исповедальная интонация стала основой камерного изображения чернобрового, кареглазого с пышными усами родича, одетого по случаю позирования перед холстом в темный сюртук и белую накрахмаленную сорочку. Наверху в правом углу портрета Василий Иванович поставил надпись: «В.Суриков. Мой брат».
Александр Иванович стал очевидцем работы художника над необычным сюжетом. 7 августа 1887 года небо над Красноярском потемнело от полного солнечного затмения. В его канун он помогал брату натянуть холсты на подрамники для этюдных зарисовок природного явления. Ранним утром Суриков отправился на Часовенную гору и расположился на ее западном склоне, который был виден из окон благовещенского дома. В момент, когда солнечный диск, вышедший из кучных дождевых облаков, покрылся сумерками, он сделал наброски города, выделяя большие здания. Охватившие его переживания Суриков выразил в фразе, которую запомнил красноярский учитель математики и астрономии Геннадий Александрович Хотунцев: «Это нечто апостольское, апокалипсическое, это смерть, ультрафиолетовая смерть». Александр Иванович Суриков, взглянув на дневное светило, погребенное заживо на холсте потрясенного брата, произнес: «Картина вышла страшная и сильная».
Образное описание «Затмения», постигшего мастера, приведено в книге Натальи Кончаловской, очевидно, со слов матери Ольги Васильевны: «Он снова взялся за кисти, пытаясь в полумраке разобраться в цветах и передать эти неестественные, зловещие истоки света, погружавшие город в мертвенную неподвижность. Только Енисей продолжал катиться в этом угнетающем освещении, напоминая мифологическую реку Стикс - обиталище душ умерших, да плашкоут с красным фонариком, застрявший где-то на середине реки, качался на стремнине, как лодка древнего бога Харона, перевозчика грешных и праведных душ».
Мгновение, другое, и живой день нисходил в обитель погребенных теней, сопровождаемых гласом:

Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу туда, где вечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.

Что ожидало творца, оказавшегося в ссудный час на челне, где перемешивались смесь наречий, боль, гнев, страх, плесканье человеческих рук, «и вопль, и хрип неясный»? «Божественная комедия» разворачивала свой свиток, и Суриков, следую слогу итальянского поэта Данте, постигал муки ада и блаженство рая. Можно понять страх его дочерей - Оли и Лены, закричавших, что отец погибнет там, на Часовенной горе, Прасковью Федоровну, молившуюся перед зажженной лампадкой. Они успокоились, когда Василий Иванович распахнул калитку и вошел в благовещенский двор.


следующая страница »

Рекламный блок наших партнеров:
• 

Суриков, подобно Левитану, художник вне всяких направлений и кружков. В лучшую свою пору (а о ней только и стоит говорить, так как невозможно еще ничего решительного сказать о последних его десяти годах так называемоего «упадка») Суриков был, безусловно, свободен, творил единственно охваченный вдохновением, выражал лишь самого себя, не глядя ни на какие теории и принципы. Потому-то его можно причислить к последней группе русских художников, к безусловным индивидуалистам нашего времени, таким как Левитан, Серов, Врубель и Коровин. (А.Н.Бенуа, 1899)


Суриков


Василий Суриков, artsurikov.ru © 1848-2014. Все права защищены. Пишите письма: mail (собака) artsurikov.ru
Копирование или использование материалов - только с письменного разрешения Василия Сурикова


Rambler's Top100