Глава двенадцатая. Человек - мера всех картин, продолжение
Но развернувшаяся работа над книгой была остановлена из-за неожиданных обстоятельств, так что рукопись осталась в виде неоконченных записей, опубликованных позже в журнале «Аполлон». В середине января 1913 года посетитель Третьяковской галереи иконописец Абрам Балашов, подойдя к полотну Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» нанес по царским лицам три удара ножом. Произведение оказалось варварским способом испорченным. Этот экстремальный поступок оказался в центре столкнувшихся общественных мнений о том, не переступил ли художник, который изобразил убийство отцом безвинного сына, истекавшего кровью, недопустимую нравственную грань? Возбуждение, охватившее неуравновешенного в психике человека при взгляде на эту жестокость, вызвало разрушительную реакцию в его поведении. Волошин, вмешавшись в дискуссию, написал статью «О смысле катастрофы, постигшей картину Репина», выступил на диспуте в Политехническом музее. «Где черта, отделяющая Достоевского от уголовного романа, трагедию - от театра ужасов?» - декларировал Максимилиан Александрович, отвергая натуралистическую «роль ужасного в искусстве», которая негативно бередит восприятие зрителей.
Тем самым он еще раз подтверждал близкие ему позиции Сурикова, упоминавшего в их беседе давний спор с Репиным, когда ему был неприятен в «Иоанне Грозном» «сгусток крови, черный, липкий». Среди всех драм, что писал Василий Иванович, у него «никогда не было желания потрясти»: «Всюду красоту любил».
Стремление мастера оставаться преданным спасительной красоте отзывалось эхом в неровных ритмах сердца, требовавшего немедленного лечения. Сурикова консультировал врач А.Д.Езерский, портрет которого он создал в 1910 году.
Выпуклыми мазками Суриков обнажал лоб целителя, его сощуренные глаза, обращенные к странице медицинского труда, который Езерский держал в левой руке. Правая рука, жилистая, с выступавшими сквозь кожу венами, облокачивалась на резную рукоять кресла, придавая позе читающего значительную устойчивость. Он был погружен в установление сложного диагноза, который спасет жизнь его пациента.
В 1913 году Василий Иванович выполнил в технике масла композицию «Человек с больной рукой», где ощущалось продолжение темы «Портрета доктора А.Д.Езерского». Хотя художник не указал фамилию позировавшего ему мужчины, в его интеллигентном облике обнаруживалось сходство с предшествующим героем. Правда, на этот раз художник максимально расширил его настороженные зрачки, крупные пальцы левой руки наложил на повязку, под которой скрывалась пульсировавшая боль в запястье правой руки. По мнению искусствоведа Т.А.Карповой, в картине выражался не частный случай недомогания, а физическое и психическое нездоровье жителя большого города: «Состояние "Человека с больной рукой" сродни состоянию больного, раненого животного... Болеет и мается все его существо. Синий фон выражает тревогу. Эстетизация болезни, душевного разлада, немощи плоти Сурикову претят, как что-то неестественное, чуждое природе, неорганичное, надуманное... Болезнь некрасива, а потому для Сурикова - это явление со знаком минус».
Кроме урбанистического дискомфорта, чуждого биологической природе человека, Суриков передавал в картине предчувствие открытой раны, постигшей нацию 1 августа 1914 года, когда Россия вступила в бойню Первой мировой войны. На полях сражений полегло десять миллионов человек, получили ранения двадцать миллионов воинов. Военная гангрена привела к падению монархии в феврале 1917 года и окончательно обрушившему государственное устройство Октябрьскому расколу.
Нагрянувшие события не обошли стороной семью Суриковых. Петр Петрович Кончаловский был призван в действующую армию в составе сибирской стрелковой дивизии, формировавшейся в Красноярске. Ольга Васильевна провожала мужа на фронт из города отца: «Помню, как военную часть грузили где-то на вокзале в Красноярске - пушки, ящики, коней, солдат... Это было самое тяжелое, что может быть в жизни, - когда вагоны трогаются в ночь, среди сибирского пейзажа, и в темноту уходит последний красный огонек. Вот тут я села в тарантас и поехала в наш родной сибирский дом. Я все крепилась, крепилась, а приехав, зарыдала, заголосила на весь дом, как голосят бабы на каждой станции, провожая мужей, потому что в этом один только выход их тоске».
Суриков утешал дочь и ожидал письма от зятя. Ее переживания подвигли Василия Ивановича вернуться к мысли о картине, которую он начал в 1909 году во время поездки в Сибирь на этюдах вблизи озера Шира. В 1915 году он рассмотрел графические планы композиции «Княгиня Ольга встречает тело Игоря». В общей сцене соратники русского князя в воинских доспехах положили бездыханного предводителя на сырую землю к ногам его безутешной вдовы, окруженной служанками - плакальщицами. Скорбная явь древней Руси, подверженной набегам враждебных племен, имела аналогии со вторым десятилетием XX века, когда участью женщин оставались привычные вдовьи платки да отпевания погибших мужей, братьев, сыновей.
В предощущении лишений, когда женская статность поседеет под поминальные звоны, наследственные наряды распродадутся за горбушку хлеба на городских барахолках, Суриков один за другим создавал портреты, в которых правила балом извечная гармония. Художник знал, что сохраняет для потомков сокровенные лики, созвучные лирической поэзии молодой Ахматовой, циклу «Стихи о Прекрасной Даме» Блока:
Признак истинного чуда
В час полночной темноты –
Мглистый мрак и камней груда,
В них горишь алмазом ты.
А сама - за мглой речною
Направляешь горный бег
Ты, лазурью золотою
Просиявшая навек!
|