Книга Галины Чурак. Василий Суриков

» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая

Сибирские впечатления крепко соединились с общим для русской культуры второй половины XIX века интересом к отечественной истории. Это выразилось в успехах исторической науки, трудах историков, публикации свода русских летописей, записок и дневников европейских путешественников в Московскую Русь, большой популярностью исторических романов, основании в 1872 году в Москве Исторического музея. Наконец, именно XIX век дал наибольшее количество исторических живописцев. Академия художеств всегда признавала этот род занятий ведущим в иерархии жанров. Но прямым или единственным учителем Сурикова в полной мере нельзя назвать ни одного из его предшественников. Хотя мимо внимания молодого живописца конечно же не могли пройти и тонкие по живописи исторические жанры Вячеслава Шварца, и пользовавшаяся огромной популярностью картина Дмитрия Флавицкого «Княжна Тараканова», и трудный психологический диалог Петра и Алексея в знаменитой картине Николая Ге. Большой интерес художника вызвали исторические картины Василия Петрова Суд Пугачева и Никита Пустосвят, в которых известный жанрист вплотную подошел к изображению народных исторических драм. Особое отношение у Сурикова было к Александру Иванову. О картине Явление Мессии он впервые услышал еще в Сибири, а живя в Москве, множество раз, до последних лет жизни «приходил в Румянцевский музей за час, за два до его закрытия и, одинокий, оставался перед картиной. Стоял, садился, снова вставал, подходил к ней вплотную, впиваясь в нее, ершил свои волосы и с великим волнением уходил домой, чтобы опять прийти, опять насладиться, приходить в смущение и восторг от того, что видел своим духовным оком». Ближайшие друзья Сурикова по московской жизни - Илья Репин, Виктор Васнецов, Василий Поленов - в конце 1870-х составляли тесный дружеский кружок. К исторической теме в эти годы каждый обращался по-своему. Совместные прогулки по Москве и Подмосковью, по старинным монастырям и тихим городским улочкам, таившим приметы давно минувших времен, пробуждали воспоминания, рождая живые картины прошлого. Всплывавшие в воображении Сурикова образы соединялись с реальными людьми и реальными характерами. «Стрелец с черной бородой - это Степан Федорович Торгошин, брат моей матери. А бабы - это, знаете ли, у меня в родне были такие старушки ... А старик в «Стрельцах» - это ссыльный один, лет семидесяти. А рыжий стрелец - это могильщик, на кладбище я его увидел». Так, в создававшейся художником новой реальности преображалось прошлое и настоящее.

«Стрельцы» стали первой картиной молодого мастера, в которой сплавились воедино запечатлевшиеся в памяти картины детства, приобретенные в Академии профессиональные навыки и яркие московские впечатления. Заканчивая эту картину, Суриков уже вынашивал замысел следующей. Первый эскиз «Боярыни Морозовой» помечен 1881 годом. Но художник не сразу приступил к этой работе. «...Чтобы отдохнуть, «Меншикова» начал», - объяснял Суриков необходимость отодвинуть замысел большой картины, дать ей отстояться в мыслях и воображении, накопить к ней материал. Отдых над Меншиковым обернулся тремя годами напряженного труда. У Сурикова не раз бывало так, что толчком к рождению картины становился неожиданный и случайный эпизод, подсмотренный или пережитый в реальной жизни. Лето 1881 года выдалось на редкость дождливым и неприветливым. Семья жила на даче близ Москвы, снимая простую крестьянскую избу. Часто, коротая темные дни и вечера, все собирались вокруг стола и читали что-нибудь вслух. В воображении художника эта реальная бытовая обстановка преобразилась в картину далекого прошлого. Эпилогом Петровской эпохи, открывшейся «Стрельцами», стал «Меншиков в Березове»
. В тесной избе с низким потолком, земляным полом, покрытым толстой звериной шкурой, в окружении детей коротает Меншиков свои дни. Всесильный петровский любимец, сподвижник и друг царя, «полудержавный властелин» оказался низвергнутым с вершин власти после смерти Петра в результате придворных интриг. Богатство, слава - все оказалось в прошлом. Но сила воли, несломленный характер, готовность активно жить и действовать Меншикову не изменили. Как выразительны его лицо и фигура, словно выточенные из каменной глыбы, как властно (и вместе с тем беспомощно) лежит на коленях его сильная рука. Каждый человек в картине ведет свою «мелодию». У ног отца старшая дочь Мария с бледным, почти прозрачным лицом и выражением такой печали, какую не сыщешь, пожалуй, ни в одной картине той поры. Небольшая семья собралась вместе, но как они далеки сейчас и друг от друга, и от этой убогой избы; в мыслях каждый погружен в свою печаль. Лишь младшая Александра в ореоле светлых волос, в расшитой красивой душегрее и юбке в алых цветах олицетворяет жизнь и надежду. Она и брат Александр по разрешению императрицы Елизаветы покинут ссылку, а Мария и Меншиков останутся лежать в промерзлой сибирской земле. Могучая сила воздействия картины в соединении глубокого психологизма образов и ритме каждого мазка, в цветовой и живописной гармонии, где всякое движение кисти и красочные соотношения пробуждают сострадание, сопереживание героям и наслаждение «живописной содержательностью» произведения. Густые, вязкие мазки краски, сплавляя один оттенок с другим, придают «поверхности картины подобие драгоценных эмалей по густоте и плотности колорита. «Меншиков» весь слит и отшлифован, как кусок драгоценного камня, и, подходя вплотную к самому холсту, наслаждаешься его поверхностью, как какими-нибудь старинными шкапчиками или ширмами, покрытыми слоем драгоценного китайского лака», - писал об особенностях суриковской живописи Виктор Никольский.
Пепельное мерцание холодного дня, соединяясь с теплым сиянием лампад и свечей, создает особую колористическую и психологическую атмосферу картины - холода и тепла, надежды и отчаяния. Черно-синяя бархатная шубка Марии, отороченная пушистым соболиным мехом, обрамляет прозрачно-болезненное лицо умирающей дочери Меншикова (для нее позировала жена Сурикова, уже тяжело болевшая в это время). Рядом с глыбой фигуры отца она кажется особенно хрупкой и беззащитной. Каждое лицо в картине и всякая деталь художественно выразительны и красивы. Тяжелая парча, грубая овчина тулупа, пушистый мех, холодный металл подсвечника, загорающиеся драгоценным сиянием оклады икон, застывшее лампадное масло у промерзшего окна - все создает эмоционально-насыщенную атмосферу картины.