"Помню, он позвал меня смотреть "Ермака". Слухи о том, что пишет Суриков, ходили давно, года два-три. Говорили разное, называли разные темы и только в самое последнее время стали увереннее называть "Ермака"...
И вот завтра я увижу его...
Наступило и это завтра. Я пошел в Исторический музей, где тогда устроился Василий Иванович в одном из запасных неконченых зал, отгородив себя дощатой дверью, которая замыкалась им на большой висячий замок.
Стучусь в дощатую дверь. - "Войдите". - Вхожу и вижу что-то длинное, узкое... Меня направляет Василий Иванович в угол и, когда место найдено, - мне разрешается смотреть.
Сам стоит слева, замер, ни слова, ни звука.
Смотрю долго, переживаю событие со всем вниманием и полнотой чувства, мне доступной; чувствую слева, что делается сейчас с автором, положившим душу, талант и годы на создание того, что сейчас передо мной развернулось со всей силой грозного момента, чувствую, что с каждой минутой я больше и больше приобщаюсь, становлюсь если не участником, то свидетелем огромной человеческой драмы, бойни не на живот, а на смерть, именуемой "Покорение Сибири"..
Минуя живопись, показавшуюся мне с первого момента крепкой, густой, звучной, захваченной из существа действия, вытекающей из необходимости, я прежде всего вижу самую драму, в которой люди во имя чего-то бьют друг друга, отдают свою жизнь за что-то им дорогое, заветное Суровая природа усугубляет суровые деяния.
Вглядываясь, вижу Ермака, Вон он там, на втором, на третьем плане; его воля — непреклонная воля, воля не момента, а неизбежности, "рока" над обреченной людской стаей.
Впечатление растет, охватывает меня, как сама жизнь, но без ее ненужных случайностей, фотографических подробностей. Тут все главное, необходимое. Чем больше я смотрел на Ермака, тем значительней он мне казался как в живописи, так и по трагическому смыслу своему.
Он охватывал все мои душевные силы, отвечал на все чувства." (Из мемуаров М.В.Нестерова)
|
|
» Первая
» Вторая
» Третья
» Четвертая
» Пятая
» Шестая
|