Книга Галины Чурак. Василий Суриков

» Первая » Вторая » Третья » Четвертая » Пятая » Шестая

Многие из предшественников и современников Сурикова, обращаясь к прошлому, наделяли своих героев психологией современного им человека. Особенность суриковских характеров состоит в том, что художнику удавалось силой воображения убедительно воссоздавать поведение людей давно ушедших эпох. В этом сказалось понимание прошлого и то «чувство истории», которым обладал Суриков. Это не было случайностью или проявлением каких-то сверхъестественных возможностей. Исторического живописца воспитывали в художнике его происхождение, его детство и юность.
Родился Василий Иванович Суриков в Красноярске в семье потомственных казаков, пришедших с Дона еще с отрядами Ермака в середине XVI столетия. Он гордился своими предками, тщательно изучал родословную суриковского рода, начиная с первых упоминаний в старинных книгах и сибирских летописях. Глубокие сибирские корни имела и семья со стороны матери. Торгошины (такова была девичья фамилия матери) издавна держали чайную торговлю с Китаем, а станица недалеко от Красноярска, откуда он был родом, называлась Торгошинская. Художник был убежден, что интерес к прошлому, к истории, возник у него естественно, от самого характера жизни в Сибири, ее повседневного уклада, сохранявшего и во второй половине прошлого века многое от столетий давно минувших. Это были не только изустные предания, бытовавшие в семьях, но и рукописные книги, хранившиеся в сундуках вместе со старинными одеждами, военными казачьими мундирами и ружьями, переходившими из поколения в поколение; домашняя утварь, служившая предкам так же верно, как она продолжала служить родителям Сурикова. Но главное, «в Сибири народ другой, чем в России: вольный, смелый... Мощные люди были. Сильные духом. Размах во всем был широкий. А нравы жестокие были. Казни и телесные наказания на площадях публично происходили, - рассказывал Суриков Максимилиану Волошину. - Жестокая жизнь в Сибири была. Совсем XVII век». Не раз мальчику, потом юноше приходилось быть свидетелем смертных казней, унизительных телесных наказаний, участвовать в кулачных боях. Но жестокость жизни нисколько не ожесточила его сердце. Первым учителем Сурикова еще в Красноярске был скромный преподаватель рисования Николай Гребнев, обративший внимание на одаренного подростка. Вместе с юным Суриковым он ходил на сопки, возвышающиеся над Красноярском; учил писать акварельными красками открывающиеся перед глазами сибирские пейзажи. Гребнев учил его копировать с гравюр и литографий (картин, исполненных маслом, в Красноярске не было). В судьбе талантливого юноши приняли участие красноярский губернатор и городской голова. А также крупный сибирский золотопромышленник П.И.Кузнецов. Благодаря денежной поддержке последнего Суриков смог учиться в Петербургской Академии художеств.

Он приехал в Петербург зимой 1869 года, пройдя от Красноярска тысячи верст по России вместе с рыбным обозом. Годы учебы в Академии художеств были наполнены упорным трудом и неиссякаемой жаждой творческого совершенствования. Учителем Сурикова в Академии был замечательный педагог Павел Чистяков, воспитавший многих великих мастеров отечественного искусства. Его школу прошли такие разные художники, как Василий Поленов, Виктор Васнецов, Михаил Врубель, Валентин Серов и многие другие. Главным достоинством педагогической системы Чистякова было умение в каждом из своих воспитанников выявить и взрастить основное свойство таланта - индивидуальность. В год окончания Академии художеств Суриков участвовал в главном академическом конкурсе на золотую медаль картиной «Апостол Павел объясняет догматы веры в присутствии царя Агриппы, сестры его Береники и проконсула Феста». Он рассчитывал получить медаль, дававшую право пенсионерской поездки за границу для продолжения образования. Но Совет Академии в тот год не присудил золотых медалей ни одному из конкурсантов. Позже художник считал, что именно это казавшееся в тот момент печальным обстоятельство уберегло его от подражательности и позволило сохранить независимость в искусстве. «И слава богу! - говорил он Волошину. - Ведь у меня такая мысль была: Клеопатру Египетскую писать. Ведь что бы со мною было!» Только в 1883 году, уже сложившимся мастером, Суриков впервые попал в Европу, где глубоко осознанно воспринял и анализировал классическое искусство, многое «примеряя» на себя, на свой талант и свои художественные интересы. Получив по окончании Академии заказ на четыре живописных панно из истории Вселенских соборов для росписи храма Христа Спасителя, весной 1877 года Суриков переехал в Москву. Отныне вся его жизнь неотделима от древней российской столицы. Он стал «вольным» художником и, закончив работу над росписями для храма, уже в течение всей дальнейшей жизни больше не исполнил ни одной работы на заказ. Он «был... свободен, творил единственно охваченный вдохновением, выражая лишь самого себя, не глядя ни на какие теории и принципы», - писал о художнике Александр Бенуа.
Москва стала для Сурикова мощным «огнивом», помогшим зажечь скопившееся в памяти и душе. «Началось здесь в Москве со мною что-то странное. Прежде всего почувствовал я себя здесь гораздо уютнее, чем в Петербурге. Было в Москве что-то гораздо больше напоминавшее мне Красноярск, особенно зимой ... И как забытые сны стали все больше и больше вставать в памяти картины того, что видел в детстве, а затем в юности ...» - вспоминал Суриков. «Памятники, площади - они дали мне ту обстановку, в которой я мог поместить свои сибирские впечатления. Я на памятники, как на живых людей, смотрел, - расспрашивал их: "Вы видели, вы слышали, - вы свидетели"».